Темпл Грандин: "Я думаю картинками"

Я ДУМАЮ КАРТИНКАМИ. Слова для меня как второй язык. Я перевожу как произнесённые, так и написанные слова в полноцветные фильмы в комплекте со звуком, которые проигрываются в моей голове наподобие плёнки видеокассеты. Когда кто-то говорит со мной, его слова мгновенно преобразуются в картинки. Те, кто мыслит на основе речи, часто находят этот феномен трудным для понимания, однако в моей работе разработчика оборудования для животноводческой промышленности визуальное мышление даёт огромное преимущество.

Визуальное мышление позволяет мне целиком строить системы в воображении. В своей карьере я разрабатывала все разновидности оборудования, в диапазоне от загонов для крупного рогатого скота на ранчо до систем обработки коров и свиней во время ветеринарных процедур и убоя. Я работала для множества крупных животноводческих компаний. Действительно, в разработанном мной оборудовании содержится треть крупного рогатого скота и свиней в Соединённых Штатах. Некоторые из людей, для которых я работала, даже не подозревают, что их системы сконструированы кем-то с аутизмом. Я ценю свою способность мыслить визуально, и я ни в коем случае не хотела бы её потерять.

Одна из самых глубоких загадок аутизма — поразительная способность большинства аутичных людей преуспевать в визуально-пространственных навыках при таких слабых вербальных. Когда я была ребёнком и подростком, я считала, что картинками думают все. Я и не подозревала, что мои мыслительные процессы отличаются. До самого последнего времени я фактически не осознавала масштаба отличий. На встречах и на работе я стала подробно расспрашивать других людей, как они получают доступ к информации в их памяти. Из ответов я узнала, что мои способности к визуализации далеко превосходят аналогичные способности большинства других людей.

Я доверяю своим способностям к визуализации в помощи мне в понимании животных, с которыми я работаю. На заре своей карьеры я использовала фотокамеру, чтобы помочь себе получать виды с точки зрения животных, когда они проходят через станок для ветеринарной обработки. Я вставала на колени и получала изображения станка с уровня глаз коровы. Используя фотографии, я могла выявить, какие вещи пугали скот, такие как тени и яркие пятна солнечного света. Тогда я применяла чёрно-белую плёнку, поскольку двадцать лет назад учёные полагали, что у коров нет цветового зрения. В настоящее время исследователи показали, что скот может видеть цвета, однако фотографии давали мне уникальное преимущество в видении с точки зрения коровы. Они помогали мне выявить, почему животные отказываются заходить в один станок, но с охотой проходят через другой.

Решение каждой из конструкторских проблем, с которыми я сталкивалась, начиналось с моей способности визуализировать и видеть мир в картинках. Я начинала проектировать вещи ребёнком, тогда я всегда экспериментировала с новыми разновидностями воздушных змеев и моделей аэропланов. В начальной школе я сделала вертолёт из разбитого аэроплана из бальзового дерева. Когда я завела пропеллер, вертолёт взлетел прямо вверх на сотню футов. Я также делала бумажных воздушных змеев в форме птиц, которые запускала лететь вслед за моим велосипедом. Воздушные змеи вырезались из единого листа тяжёлой рисовальной бумаги и парили на нитке. Я экспериментировала с различными способами изгибания крыльев с целью улучшить полёт. Загибание кончиков крыльев кверху заставляло змея взлетать выше. Тридцать лет спустя тот же дизайн стал появляться у коммерческих летательных аппаратов.

В настоящее время в моей работе прежде, чем я пытаюсь что-либо сконструировать, я запускаю тестирование оборудования в воображении. Я визуализирую, как мои разработки используются во всех возможных ситуациях, с разными габаритами и породами скота и при различных погодных условиях. Это даёт мне возможность скорректировать ошибки до конструирования. В настоящее время все взволнованы новыми компьютерными системами виртуальной реальности, в которых пользователь носит специальные очки и полностью погружается в действие компьютерной игры. Для меня же эти системы — как грубоватые комиксы. Моё воображение работает как графические компьютерные программы, в которых были созданы жизнеподобные динозавры из "Парка Юрского периода". Когда я провожу симуляцию оборудования в воображении или работаю над инженерной проблемой, это как просмотр в уме видеозаписи. Я могу смотреть с какой угодно точки зрения, располагаясь над или под оборудованием и одновременно вращая его. Мне не нужны фантастические графические программы, которые могут произвести трёхмерную симуляцию проекта. Я могу сделать это лучше и быстрее в голове.

Я создаю новые картинки всё время, беря множество мелких частей картинок, которые имеются в видеотеке моего воображения, и комбинируя их в единое целое. У меня есть видеовоспоминания о каждом отдельном предмете, с которым я когда-либо работала — о стальных воротах, изгородях, щеколдах, бетонных стенах и так далее. Чтобы создать новую конструкцию, я отыскиваю кусочки и фрагменты в памяти и сочетаю их в новое целое. Мои конструкторские способности продолжают улучшаться, поскольку я добавляю в свою видеотеку всё больше изображений. Я добавляю такого рода видеоизображения после каждого пережитого в действительности опыта или преобразования письменной информации в картинки. Я могу визуализировать операции с такими предметами, как сжимающие станки, погрузочные трапы — со всеми разновидностями животноводческого оборудования. Чем больше я в реальности работаю со скотом и имею дело с оборудованием, тем мощнее становится моя визуальная память.

Впервые я использовала мою видеотеку в одном из моих ранних дизайнерских проектов по разработке животноводческого оборудования при создании ванны и комплекса управления скотом для откормочной площадки Джон Уэйн Ред Ривер в Аризоне. Ванна представляла собой длинный, узкий плавательный бассейн семь футов глубиной, через который коровы движутся единой шеренгой. Она наполнена пестицидами, чтобы избавить животных от клещей, вшей и других внешних паразитов. Существовавшие в 1978 году конструкции ванн были очень скверными. Животные часто паниковали, поскольку их заставляли скользить вниз к ванне по крутому гладкому спуску. Они отказывались прыгать в ванну, а иногда переворачивались вверх ногами и тонули. Инженеры, разрабатывавшие спуск, никогда не думали о том, почему коровы так пугаются.

Первое, что я сделала, когда прибыла на откормочную площадку, это представила себя внутри головы коровы и посмотрела её глазами. Поскольку их глаза находятся по бокам голов, у коров широкоугольное зрение, так что это было как прохождение через оборудование с широкоугольной видеокамерой. Я провела последние шесть лет, изучая, как коровы видят их мир, и просмотрела тысячи перемещений сквозь различное оборудование по всей Аризоне, и для меня сразу стало очевидно, почему они пугались. Те коровы должны были чувствовать себя так, будто их заставляли прыгать с самолёта, соскальзывая в океан.

Коровы пугаются резких контрастов света и темноты, а также людей и предметов, движущихся неожиданно. Я видела коров, обрабатывавшихся в двух идентичных устройствах, через одно из которых они проходили с лёгкостью, а в другом упирались. Единственное различие между этими двумя устройствами состояло в их ориентировке относительно солнца. Коровы отказывались двигаться через станок, по которому солнце отбрасывало резкие тени. До того, как я сделала это наблюдение, никто в откормочной индустрии не мог объяснить, почему одно ветеринарное оборудование работает лучше, чем другое. Дело в наблюдении за мелкими деталями, которые создают большие отличия. По мне, проблема с ванной была ещё очевидней.

Моим первым шагом в разработке лучшей системы был сбор опубликованной информации по существовавшим ваннам. Прежде чем делать что-либо ещё, я всегда проверяю, каковы достижения ремесла, так что я не трачу время, заново изобретая колесо. В тот раз я обратилась к публикациям по животноводству, в которых, как правило, имеется очень ограниченная информация, и к моей видеотеке воспоминаний, всё в которой было плохими дизайнами. Из опыта по другим типам оборудования, таким как трапы для спуска из грузовиков, я узнала, что коровы предпочитают спускаться по трапам с неровностями, которые обеспечивают безопасную, нескользящую опору для ног. Скольжение заставляет их впадать в панику и разворачиваться. Задача состояла в разработке входной части, которая будет стимулировать коров идти добровольно и окунаться в воду, достаточно глубокую, чтобы погрузиться в неё полностью, так что все насекомые, включая тех, что собираются в их ушах, уничтожались бы.

Я запускала в воображении трёхмерные визуальные симуляции. Я экспериментировала с различными конструкциями входных частей и посылала скот проходить через них в моём воображении. Три изображения слились, чтобы сформировать окончательный дизайн: воспоминание о ванне в Юме, штат Аризона; переносная ванна, которую я увидела в журнале; и входной трап, который я видела у фиксирующего устройства на мясокомбинате Свифта в Толлесоне, Аризона. Входной трап новой ванны был модифицированной версией трапа, который я видела там. Мой дизайн содержал три особенности, которые никогда прежде не использовались: входную часть, которая не будет пугать животных, улучшенную систему химической фильтрации и применение принципов поведения животных для предотвращения перевозбуждения коров, когда те покидают ванну.

Первым, что я сделала, было превращение трапа из стального в бетонный. В окончательной конструкции имелся бетонный трап, идущий вниз под углом в двадцать пять градусов. Глубокие канавки в бетоне давали безопасную опору для ног. Трап казался постепенно уходящим под воду, но в действительности круто обрывался под её поверхностью. Животные не могли видеть обрыв, потому что раствор химикатов окрашивал воду. Когда они входили в воду, то спокойно опускались, поскольку их центр тяжести проходил точку невозврата.

Прежде чем ванна была построена, я много раз протестировала дизайн входной части в воображении. Многие из ковбоев на откормочной площадке были настроены скептически и не верили, что мой дизайн будет работать. Когда он был сконструирован, они модифицировали его за моей спиной, поскольку были уверены в его неправильности. Поверх нескользкого трапа был установлен лист металла, превращая его обратно в скользкий вход старого образца. В первый день, когда они его использовали, две коровы утонули, поскольку запаниковали и перевернулись на спину.

Когда я увидела лист металла, я заставила ковбоев убрать его. Они были изумлены, когда затем увидели, что теперь трап работает безупречно. Каждый телёнок ступал за крутой обрыв и тихо шлёпался в воду. Я с нежностью зову этот дизайн "коровы идут по воде".

На протяжении лет я наблюдала, как многие владельцы ранчо и кормушек для скота думают, что единственный способ побудить животных войти в оборудование для обработки — это заставить их. Владельцы и управляющие откормочных площадок иногда с трудом понимают, что если такие устройства, как ванна или фиксирующие станки, подходящим образом сконструированы, животные будут добровольно заходить в них. Я могу вообразить ощущения, которые животные будут чувствовать. Если бы у меня были туловище и копыта телёнка, я бы очень боялась ступить на скользкий металлический трап.

Оставались ещё проблемы, которые я должна была решить после того, как животные покидали ванну. Платформа, куда они выходили, обычно разделялась на два небольших загона, так что скот мог сохнуть в одной стороне, пока другая сторона заполнялась. Никто не понимал, почему животные, выходящие из ванны, иногда становились возбуждёнными, но я выявила, что это из-за того, что они хотели следовать за их более сухими товарищами, не отличаясь в этом от детей, отделённых от своих одноклассников на детской площадке. Я установила сплошную изгородь между двумя загонами, чтобы животные на одной стороне не могли видеть животных на другой. Это было очень простое решение, и меня удивляет, что никто не додумался до этого раньше.

Система, которую я сконструировала для фильтрации и вычищения коровьих волос и другого мусора из ванны, основывалась на фильтрационной системе плавательных бассейнов. Моё воображение просканировало два конкретных фильтра бассейнов, с которыми я имела дело, одного — на ранчо моей тёти Бричин в Аризоне, другого — у нас дома. Чтобы предотвратить выплёскивание воды из ванны, я скопировала бетонные перекрытия, использующиеся в бассейнах. Эта идея, как и многие из лучших моих проектов, пришла ко мне очень ясно прямо перед тем, как меня ночью унесло в сон.

Будучи аутисткой, я не усваиваю естественным образом информацию, которую большинство людей считают само собой разумеющейся. Вместо этого я сохраняю информацию в голове, как если бы та была диском для CD-ROM. Когда я вспоминаю что-то, что я узнала, я воспроизвожу видео в воображении. Видео в моей памяти всегда конкретны; например, я помню обработку скота в ветеринарном станке на откормочной площадке Продюсер скотоводческой компании Мак-Элани. Я в точности вспоминаю, как животные вели себя конкретно в этой ситуации и как были устроены станки и другое оборудование. Точная конструкция стальных опор и трубчатых каркасов оград в каждом случае также является частью моей визуальной памяти. Я могу запускать эти изображения вновь и вновь и изучать их, чтобы решать проблемы проектирования.

Если я пускаю мысли на самотёк, видео перескакивают по типу свободных ассоциаций от конструирования забора к конкретному сварочному цеху, где я видела обрезку опор и сварщика Старого Джона, делающего ворота. Я продолжаю думать о Старом Джоне, сваривающем ворота, видеоизображения сменяются серией коротких сцен строительства ворот в нескольких проектах, над которыми я работала. Каждое видеовоспоминание вызывает другое в этой ассоциативной манере, и мои сны наяву могут уйти далеко от дизайнерской проблемы. Следующим изображением может быть время, хорошо проведённое за слушанием рассказов Джона и строительной бригады о войне; как то время, когда экскаватор выкопал гнездо гремучих змей, и машина была покинута на две недели, потому что все боялись проходить мимо него.

Этот процесс ассоциирования представляет собой хороший пример того, как мой разум может уйти от темы. Люди с более тяжёлым аутизмом затрудняются остановить нескончаемые ассоциации. Я способна остановить их и вернуть разум в нужное русло. Когда я обнаруживаю, что мой разум слишком удалился от конструкторской задачи, которую я пытаюсь решить, я просто говорю себе вернуться к этой задаче.

Интервью со взрослыми аутистами, у которых хорошая речь и которые способны проговорить их мыслительные процессы, указывают, что большинство из них также думают в визуальных образах. Люди с более серьёзными нарушениями, которые могут говорить, но не в состоянии объяснить, как они думают, обладают в высшей степени ассоциативной формой мышления. Чарльз Харт, автор книги "Без причины" ("Without Reason") о своих аутичных сыне и брате, резюмирует мышление своего сына в одном предложении: "Мыслительные процессы Теда не логические, они ассоциативны". Это объясняет высказывание Теда: "Я не боюсь самолётов. Вот почему они летают так высоко". По его разумению, самолёты летают высоко потому, что он не боится их; он скомбинировал два кусочка информации: что самолёты летают высоко, и что он не боится высоты.

Ещё одним индикатором визуального мышления как первичного метода обработки информации служат замечательные способности, демонстрируемые многими аутичными людьми при сборе паззлов, нахождении пути по городу или запоминании громадного объёма информации с первого взгляда. Мои собственные паттерны мышления похожи на те, что описал А.Р. Лурия в "Маленькой книжке о большой памяти (ум мнемониста)". В этой книге описан человек, который работал репортёром в газете и был способен на удивительные проявления памяти. Как и у меня, у мнемониста имелись визуальные изображения для всего, о чём он услышал или прочитал. Лурия пишет: "Когда он слышал или прочитывал слово, оно сейчас же преображалось в зрительный образ того, что означало данное слово для него". Выдающийся изобретатель Никола Тесла также был визуальным мыслителем. Когда он конструировал электрические турбины для выработки энергии, он построил каждую турбину в голове. Он управлял ею в воображении и корректировал ошибки. Он сказал, что не имеет значения, будет ли турбина протестирована в его мыслях или в его мастерской — результат будет один и тот же.

В начале моей карьеры я вступала в схватки с другими инженерами на мясокомбинатах. Я не могла представить, что они могут быть настолько тупы, чтобы не видеть ошибки на чертеже прежде установки оборудования. Теперь я понимаю, что это не тупость, а недостаток умения визуализировать. Они в буквальном смысле не могли видеть. Я была уволена из одной компании, которые производила оборудование для мясокомбинатов, потому что боролась с инженерами по поводу дизайна, который в конечном итоге привёл к разрушению верхней направляющей, по которой двигались 1200-фунтовые говяжьи туши с конца конвейера. Когда каждая туша прибывала с конвейера, она падала с высоты около трёх футов, прежде чем резко останавливалась цепью, прикреплённой к ролику на направляющей. В первый раз, когда машина была запущена, направляющую выдернуло из потолка. Рабочие зафиксировали её болтами более надёжно и установили дополнительные кронштейны. Это только временно решило проблему, потому что сила, с которой туши дёргали цепь, была очень велика. Укрепление верхней направляющей было лечением симптома проблемы, а не её причины. Я пыталась предупредить их. Это было как изгибание скрепки для бумаги взад и вперёд слишком много раз. Через некоторое время та ломается.

Необходимо отметить, что отнюдь не все аутисты мыслят визуально. Это было указано в замечании, написанном Темпл Грандин для переиздания книги "Думая картинками", вышедшего в 2006 г.:

Представленный выше материал — перевод вводной части главы 1 "Autism and Visual Thought" из книги Темпл Грандин "Думая картинками" (Temple Grandin "Thinking in Pictures").