История К.П.

Мама говорила, что всегда понимала, что у неё "особенный ребёнок". Я отказывалась оставаться с кем-то, кроме неё, при том, что когда она была рядом, мне не нужно было её участие в моих играх. Просто пусть она будет рядом, этого достаточно. Но стоит ей уйти...

Я кричала, плакала, а однажды, проснувшись после дневного сна (мне было три года) не обнаружила маму рядом и кричала так, что довела себя до температуры, и перепуганная бабушка чуть не вызвала скорую помощь. Мама уходила всего на два часа.

Я рано научилась говорить и взаимодействовать с окружающим миром, но эти взаимодействия носили довольно странный характер. Мне никак не удавалось играть с детьми, принимавшими меня поначалу в свой круг. Они будто чувствовали во мне чужака. Признаться, я до сих пор не понимаю, что делаю не так: люди — я имею в виду обычных людей — чувствуют меня и отторгают. Не явно, просто я всегда остаюсь вне. За кадром.

Честно говоря, не сказать, чтобы такое положение вещей меня расстраивало. Мне всегда было хорошо без всех. Точнее, со своими друзьями, которые приходили ко мне, наверное, с момента появления в этом мире. Кроме меня их никто не видел, а мне было это безразлично. Достаточно того, что мы есть друг у друга.

Мысли об иных мирах, мои путешествия в другие измерения всегда со мной. Помню, как бабушка забирала меня из садика, школы, музыкальной школы и ещё откуда-то. Она все пыталась говорить со мной — а мне было скучно, и более пяти минут я редко выдерживала. Всегда это заканчивалось одинаково: "Бабушка, можно я посочиняю истории?" — умоляла я, и бабушка соглашалась. Она замолкала. А я окуналась в свой мир, где меня никто не трогал. Меня рано научили читать, и с тех пор я воспринимаю мир через текст. Я вижу происходящее буквами, словами. Ощущаю это внутри себя. Вижу...

Объяснить это трудно. Дело в том, что до 2014 года я не догадывалась, что со мной что-то "официально" не так. Я слишком жила и продолжаю жить внутри себя, чтобы обращать внимание на других. Мой самоанализ начался после постановки официального диагноза. Но об этом чуть позже.

Мне редко когда хотелось играть — как с другими детьми, так и с собой — в общепринятом смысле. Все мои игры были мысленными. Мне было довольно разложить в ряд игрушки и сидеть перед ними, воображая, вернее, наблюдая внутри себя за их приключениями. Когда мне было лет семь, у меня появились котята. Одного нарисовала, раскрасила и вырезала из бумаги моя бабушка, и с тех пор я заболела. Я обводила его раз за разом, раскрашивала на новый манер и вырезала. У меня была целая армия, вернее, школа котят. Я раскладывала их по парам рядами, и сидела перед ними, разглядывая их приключения у себя в голове.

Моё детство пришлось на середину девяностых годов, а в те времена про аутизм знали только одно — общепринятое, то, о чем сказали уже многие до меня: ребёнок сидит, глядя в одну точку и ни на что не реагирует.

У меня случались такие "задержки взгляда", но из них меня выводили искусственно, и никто особенно не придавал им значения — не смотря на то, что я всегда сердилась, когда меня возвращали обратно. Сержусь до сих пор, поскольку близкие не взирая на мои просьбы, продолжают делать это.

Время шло, я росла. Дети забывали свои причуды, становились всё более и более взрослыми, и если кто-то понимал меня, хотя бы немного — они вырастали. Я же нет. Я оставалась прежней и недоумевала, как же так.

В школе было непросто. Мне довелось побыть классическим отщепенцем. В одиннадцатом классе нам проводили психологическое тестирование на типы личности и выяснилось, что у всех моих одноклассников экстравертированный тип личности, к тому же, все они, как на подбор — лидеры. А я — очень глубокий интроверт.

Но даже школьные проблемы не могли сравниться с тем, что выпало на мою долю в период с 2012 по 2014 год. В подробности вдаваться не стану, но благодаря происходящему я будто проснулась: мне стало понятно окончательно, что взрослые люди не ведут себя так, как веду себя я. До меня постепенно дошло, что окружающие не боятся громких звуков и яркого света, что они могут смотреть, просто сидя на месте, какой-нибудь фильм и не отвлекаться, что когда они идут вдоль проезжей части, они не ощущают пульсацию колёс автомобилей у себя в желудке. Что им не нужно отдыхать от разговоров, что они в принципе любят слова, любят говорить. А я - нет.

Вечерами я ложилась на кровать лицом вниз, и закрывала уши, глаза. Свет был выключен и только тогда мне удавалось отдыхать, накопить немного сил на дальнейшее существование.

Примерно в ту пору мне попалась на глаза статья о синдроме Аспергера. Читая её, я несколько раз морщилась. Слово "аспи" вызывало неприятные ощущения внутри. Чувствительность к словам никуда не делась, и звучание многих мне до сих пор неприятно. Таким стало и "аспи". Даже писать его неприятно, но для истории оно необходимо.

Потом были тесты, найденные на этом сайте и на других. Они выдавали один и тот же результат: "у вас синдром Аспергера, обратитесь ко врачу". Как и у многих, живущих в странах постсоветского пространства, у меня было предубеждение против психиатров. К тому же, идти в ПНД мне категорически не хотелось — мало ли что там будет?

За сомнениями и мыслями в духе "да ну, ерунда, я нормальный человек, а странности у всех есть" я дождалась того, что меня трясло даже от негромко произнесённых слов, а необходимость идти вдоль проезжей части вызывала стремление зажать руками уши и упасть на землю. Осознав, что дальше тянуть некуда, я записалась на приём к платному психиатру.

На визит пришла не одна, а захватив с собой все распечатки тестов.

Врач оказался адекватным и очень хорошим человеком. Выслушав меня и изредка прерываясь и предлагая мне отдохнуть, походить, посмотреть в окно, он провёл мне ещё несколько тестов, уже своих.
— Да, вы не ошиблись. У вас синдром Аспергера, — сказал он наконец.

А потом моя жизнь изменилась.

Казалось бы, что такого в названии какого-то, пусть и твоего, синдрома?

Но мне это помогло. Были статьи, были книги. Были англоязычные ресурсы, и самое главное - я перестала быть инопланетянином. Все мои странности теперь были не только моими. Я видела, что есть, пусть и на другой стороне земного шара люди, которые натыкаются на мебель, для которых их тело — сложный механизм, которым нужно управлять, люди, которых пугает громкий шум, и которым необходимо большую часть времени быть в одиночестве. Люди, которые, как и я, даже во взрослом возрасте собирают и выстраивают любимые игрушки и коллекционные фигурки в системы, по росту, и которые не испытывают потребности в частом общении и близких отношениях.

Мне было достаточно знать, что есть такие люди. Что я — не мутант, не выродок, не ошибка природы. Мне стало легче дышать не только благодаря назначенным психиатром препаратам и его рекомендациям. Я больше не пытаюсь себе перекроить, я не заставляю себя смотреть в глаза людям, если я не хочу и не могу этого делать. Я ухожу, если мне слишком громко или тяжело.
Это очень важно принимать себя. И я рада, что мне наконец-то это удалось.