Стив Сильберман: "Был ли доктор Аспергер нацистом? Вопрос, всё ещё не дающий покоя аутизму"

Публикация новой книги по истории аутизма Джона Донвана и Карен Зукер "В ином ключе" (John Donvan, Caren Zucker "In a Different Key") вновь открыла тревожащий вопрос о педиатре-новаторе из Вены Гансе Аспергере: был ли он сторонником нацистов или же лишь человеком, произносившим славословия человеконенавистнической идеологии своих начальников, чтобы спасти как можно больше жизней своих маленьких пациентов?

У этого вопроса есть далеко идущие последствия, поскольку работа Аспергера 1930-х годов по аутизму в Венском университете не замечалась в течение десятилетий после войны. И это имело катастрофические последствия как для аутичных людей и их семей, так и для направленности исследований аутизма. Эта полемика вплотную подбирается к самой сути — трудности суждения о поведении людей, живших под властью бесчеловечных режимов, особенно спустя десятилетия после событий.

С точки зрения Донвана и Зукер, Аспергер был честолюбивым приспособленцем, который некритично изливал нацистскую идеологию на своей публичной лекции по аутизму в 1938 году и с энтузиазмом подписывал письма "Хайль Гитлер!" И что самое ужасное, он подписал письмо-направление маленькой девочки с энцефалитом по имени Герта Шрейбер в венский реабилитационный центр, фактически ставшее для неё смертным приговором, т.к. данный центр был превращён в центр по умерщвлению бывшим коллегой Аспергера Эрвином Джекелиусом.

Донван и Зукер основывают свои выводы на документах, якобы раскрытых исследующим Холокост учёным из Вены по имени Хервиг Чех, чей дед был нацистом. Чех построил свою карьеру на документировании ужасающих преступлений медицинских верхов Третьего Рейха, при этом "выводя на чистую воду" скрытых нацистов вроде невролога Вальтера Биркмайера, который впервые предложил использовать лекарство под названием леводопа (L-DOPA) для лечения болезни Паркинсона, но был членом наводящей ужас CC.

В ходе работы над моими собственными исследованиями по истории аутизма, книгой "Нейроплемена" (англ. Neurotribes), изданной в 2015 году, я в конце концов пришёл к более тонкой и проработанной точке зрения на Аспергера как на полного сострадания клинициста и педагога, работавшего в самых трудных из возможных условий после того, как Гитлер и его приспешники пришли к власти. В моей книге исследуется историческая основа попыток нацистов стереть инвалидов с лица земли, включая тот факт, что политика геноцида в Третьем Рейхе была вдохновлена евгеническими исследованиями, изначально проводимыми в Америке под эгидой уважаемых научных организаций вроде фонда Рокфеллера и института Карнеги.

Аспергер, крайний справа в нижнем ряду, с другими сотрудниками в детской клинике, осознавшими в 1930-х, что аутизм является спектром расстройств, которым присущи как дисфункции, так и способности.
Любезно предоставлено Марией Аспергер Фельдер.

Также я чётко установил, что как только нацисты вошли в Австрию в 1938, чтобы её аннексировать, почти все коллеги Аспергера стали ревностными членами нацистской партии, в то время как его еврейские коллеги были вычищены с факультета Венского Университета и либо были вынуждены бежать из страны, либо оказались убитыми в концентрационном лагере. Многие вместо этого выбрали самоубийство.

Я сконцентрировался в основном на годах, предшествующих Второй мировой войне, и на ключевой работе, которую Аспергер и его коллеги выполнили в детской клинике университета до того, как нацисты пришли и превратили учреждение, некогда бывшее храмом образования, в центр по изучению "расовой гигиены", заполненный никчёмными фанатиками. И то, что я узнал, привело меня к выводу, что Аспергер был истинным первооткрывателем того, что мы называем аутистическим спектром — пожизненным состоянием с широким и поразительно разнородным диапазоном клинических проявлений.

Прежде чем прийти к этому заключению, я проштудировал самое первое клиническое описание случая аутизма, написанное в детской клинике в 1935 году коллегой Аспергера психологом Анни Вейсс, которое не замечалось в течение 80 лет. Вейсс обследовала мальчика по имени Готтфрид, который проявлял много черт, рассматривающихся сейчас как классическая манифестация аутизма. Они включали трудности общения со сверстниками, делавшие его частой мишенью травли, повышенную чувствительность к звукам, негибкий логический склад ума. После прохождения Готтфридом теста на интеллект, который он выполнил с большим трудом, Вейсс пришла к изумительно прозорливому заключению. Вместо того, чтобы предположить, что этот застенчивый и неуклюжий мальчик — слабоумный, как сделали многие его учителя, Вейсс заметила, что Готтфрид сильно тревожился из-за возможности нарушить правила теста, что мешало ему быть продуктивным. Она пришла к выводу, что он на самом деле очень умный, но этот ум не может быть выявлен обычными стандартизованными тестами.

Я обнаружил другую забытую статью, написанную американским психиатром Джозефом Михаэльсом, посещавшим клинику Аспергера до войны. Хотя он был сначала скептически настроен из-за отсутствия психоаналитических основ в инструктаже персонала, Михаэльс в итоге переменил свой взгляд из-за того, что он назвал "очень личностным" подходом клиники, в котором эксцентричное поведение рассматривалось как проблема, только если оно создавало проблемы для ребёнка. "По существу оказывается, что нет особого интереса в разнице между нормальным и ненормальным, — писал Михаэльс, — т.к. было понимание, что с теоретической точки зрения это неясно, а с практической не имеет большого значения ... большая ценность придаётся интуиции, полученной ... во время работы или, лучше, жизни вместе с детьми".

В итоге Аспергер и его коллеги обследовали более 200 детей с аутизмом всех уровней способностей — от неговорящих детей, которые всегда будут нуждаться в помощи в повседневной жизни, до молодого человека, ставшего доцентом астрономии после того, как он обнаружил ошибку в одной из рукописей Исаака Ньютона. Аспергер заметил широкую распространённость аутичных черт среди "выдающихся учёных" и дошёл до того, чтобы сказать: "По-видимому, для успеха в науке или искусстве, черты аутизма являются жизненно необходимыми ... ключевым ингредиентом может быть способность отрешиться от повседневной жизни, от простого и практичного, способность переосмыслить предмет с оригинальной точки зрения и пойти новыми нехожеными тропами".

В своём первом докладе по аутизму в 1938 году, который Донван и Зукер активно приводят как пример симпатии к нацистам, Аспергер, возможно, делал акцент на "самых многообещающих случаях" перед своими боссами-нацистами отчасти из-за того, что недавно принятые в Австрии евгенические законы рассматривали детей с более выраженной инвалидностью как подлежащих истреблению. Эта тактика неизбежно привела к одному из наиболее пагубных мифов о наследии Аспергера: что он видел только высокофункционирующих детей, в то время как он ясно показал в своей опубликованной работе, что он видел детей из всех частей спектра.

В оценке Донван и Зукер той лекции ни разу не упоминается наиболее радикальное утверждение Аспергера, сделанное им в тот день: его наблюдение, что нарушения у его пациентов были неотделимы от их особых способностей, формируя "естественные, необходимые и взаимосвязанные аспекты одной целостной и гармоничной личности". Позже он сделал пророческое утверждение о том, что выдающиеся способности его аутичных пациентов в поиске закономерностей могли бы сделать их ценными взломщиками шифров для Рейха. Этот взгляд совершенно не походил на ключевую веру сторонников евгеники в то, что человечество бы лишь выиграло от "сбрасывания ноши" обеспечения инвалидов требующейся им поддержкой, в то время как они вносят такой вклад, на который способны только они.

Этими убеждениями Аспергер предвосхитил развитие современного движения за нейроразнообразие, которое рассматривает состояния вроде аутизма, дислексии и СДВГ как серьёзную инвалидность, которая в то же время может принести поразительные выгоды при наличии подходящих особых условий и образовательных ресурсов.

Как клиницист, работающий с детьми с многими видами врождённых заболеваний, Аспергер был в крайне рискованном положении; особенно из-за того, что человек, изначально назначивший его на работу в детскую клинику, специалист по инфекционным болезням Франц Гамбургер, стал одним из наиболее известных нацистов в Австрии. Гамбургер живописал фюрера как величайшего врача, открывавшего "новые дороги к здоровью для 80 миллионов своих соплеменников в Германии".

Под влиянием фанатиков вроде Гамбургера грань между нормальным и ненормальным поведением стала той самой гранью, которая отделяла жизнь от смерти. Нацисты начали ряд кампаний по эвтаназии, чтобы убивать в больших количествах детей и взрослых с инвалидностью, и эта практика в итоге превратилась в Холокост. От врачей требовали сообщать о детях-инвалидах, находящихся под их наблюдением, студентов-медиков учили делать смертельные инъекции и при этом выписывать фиктивные свидетельства о смерти, и клиники и больницы стали фабриками смерти. Включая находящийся под руководством Эрвина Джекелиуса бывший реабилитационный центр в Вене под названием Am Spiegelgrund, который стал главным центром убийств для всей Австрии.

И любое инакомыслие в стройных рядах жестоко наказывалось. Известный епископ, который возражал против массовых убийств детей-инвалидов на основе своих религиозных убеждений, был быстро отправлен в лагерь. Студенты-медики в Мюнхенском университете, выступавшие против эвтаназии, арестовывались, осуждались народным судом за измену и публично обезглавливались. Аспергер обнаружил, что он, как сам позднее писал, оказался "в действительно опасной ситуации". Согласно Адаму Фейнштейну, автору книги A History of Autism ("История аутизма"), Гестапо дважды приходило в клинику, чтобы арестовать Аспергера — и оба раза Гамбургеру удавалось отправить их восвояси.

Чтобы остаться на своей должности в университете, вежливому и спокойному Аспергеру было необходимо по меньшей мере присягнуть Гитлеру. После другого доклада в 1940 году, Аспергера отчитывал его коллега Йозеф Фелднер из-за активных славословий в адрес фюрера, которые, как сказал ему Фелднер, были "слишком уж нацистскими для Вашей репутации". Хотя почти все коллеги Аспергера в итоге вступили в нацистскую партию, Аспергер никогда этого не делал.

Понимание ужасных исторических сил, которым противостоял Аспергер, придаёт смысл одному необычно резкому замечанию, отпущенному им в его самой известной статье, отправленной Гамбургеру в 1943 году. "Пример аутизма особенно хорошо показывает, как даже ненормальные личности могут быть способны к развитию и адаптации,— писал Аспергер. — Это знание ... даёт нам право и обязывает нас высказываться в защиту этих детей со всей душой".

В итоге идеи Аспергера вдохновили британского психиатра Лорну Уинг взглянуть на аутизм как на широкий и включающий многое спектр вместо редкой и узко определённой формы детского психоза, якобы вызванного нелюбящими "родителями-холодильниками", как он был описан Лео Каннером, детским психиатром в госпитале Джона Хопкинса, который единолично получил славу как первооткрыватель этого состояния в 1943 году.

Подлинная история была намного сложнее вышеописанного. Фактически именно Каннер спас Георга Франкла и множество других еврейских клиницистов от надвигающейся бури, приведшей к Холокосту, пожиная преимущества профессионализма Франкла, привлекая его к обследованию первых аутичных пациентов Каннера. Каннер в итоге станет мировым авторитетом в области аутизма, при этом упоминая работу Аспергера только один раз в статье, пренебрежительно и значительно позже в своей карьере.

Слухи о том, что Аспергер был более сговорчив с нацистскими боссами, чем он сам полагал после войны, ходили десятилетиями. Донван и Зукер указали на то, что Эрик Шоплер, основатель TEACCH — новаторской образовательной и исследовательской программы по аутизму в Северной Каролине, выступал против предложенного Лорной Уинг термина "синдром Аспергера" именно по этой причине, предпочитая термин "высокофункциональный аутизм". Но книга "В ином ключе" выводит спекуляции вокруг личности Аспергера на новый уровень. Снова цитируя исследования Чеха, авторы заявляют, что Аспергер участвовал в работе в комиссии, которая определяла, должен ли ребёнок жить или умереть, хотя они не исследовали возможность того, что Аспергер мог использовать эту должность для того, чтобы спасти как можно больше детей.

Чех никогда не предоставлял мне доступ к этой информации, несмотря на многочисленные запросы, становившиеся более настойчивыми с годами, даже после появления его голословных утверждений в рецензии на мою книгу в The Spectator, написанной исследователем аутизма Саймоном Бароном-Коэном. Однако мне удалось найти подтверждения его заявлению о том, что Аспергер подписал письмо-направление Герты Шрейбер в Am Spiegelgrund в работе другого учёного по имени Вальтрауд Хауепл, чья сестра погибла там же. Я исправил текст будущих изданий моей книги, чтобы отразить самый тёмный эпизод в карьере Аспергера.

Было бы печально, если бы разоблачения Донван и Зукер были бы использованы для дискредитации работы Аспергера и его коллег Георга Франкла и Анни Вейсс.
Как пишет кинорежиссёр Саския Барон в своей рецензии на книгу "В ином ключе" в The Guardian, "был ли Аспергер святым или грешником — не должно доминировать в разговорах вокруг аутизма". (Она исследовала этические стороны медицинских преступлений Третьего Рейха в своём документальном фильме "Наука и свастика: биологические солдаты Гитлера".) Что имеет значение — так это концентрация на доступности сервисов и поддержки для аутичных людей и их семей — группы, численность которой разительно недооценивалась в истории, в основном из-за того, что работа Аспергера не была доступна широкой публике на английском до 1991 года.

Если бы не обнаружение благодаря счастливому случаю работы Аспергера, которая до тех пор не замечалась, британский психиатр Лорна Уинг никогда не вдохновилась бы на расширение диагностических критериев аутизма до спектра, включающего в себя то, что она назвала синдромом Аспергера, сделав тем самым сервисы по поддержке доступными широкому кругу людей, в том числе тех подростков и взрослых, кто до этого не мог получить диагноз.

Переопределение аутизма как спектра в 1990-е годы также сделало возможным замечательные вещи, которые сам Аспергер никак бы не мог предвидеть. Такие как появление живой аутичной культуры (воплощённой в книгах вроде "Настоящие эксперты: книга для чтения родителями аутичных детей" (англ. The Real Experts: Readings for Parents of Autistic Children)) и быстрое рождение организаций, управляемых аутистами, вроде Autistic Self-Advocacy Network, которые требуют себе право голоса, когда разрабатывается общественная политика, влияющая на аутичных людей и их семьи.

Дочь Аспергера, Мария Аспергер Фельдер, педиатр и психиатр в Вене, недавно сказала мне, что она продолжает работу своего отца и по сей день, наблюдая аутичных пациентов в возрасте от 5 до 60 лет. Она также говорит, что после войны Георг Франкл сразу же вновь установил контакт с её отцом, и эти два человека поддерживали оживлённую переписку о прогрессе своих пациентов, как они делали до того, как тьма сгустилась над Австрией. Они также наносили сердечные визиты друг другу в своих родные страны, что никто бы не мог ожидать в том случае, если бы Франкл считал, будто Аспергер был нацистским монстром, с энтузиазмом отправлявшим своих маленьких пациентов на смерть.

Я с нетерпением жду того момента, когда Хервиг Чех в итоге сделает своё исследование доступным другим учёным. Но если заявления Донвана и Зукер окажутся правдой, то наиболее важный урок, который можно вынести из этой трагической страницы истории, — это не то, что работу Аспергера нужно игнорировать, как это было почти во всём мире до того момента, когда специалист по психологии развития Ута Фрит в итоге сделала её доступной на английском. И наиболее важный урок — это не то, что бесчеловечные режимы вроде Третьего Рейха дают злым людям творить зло, но что они могут вынудить даже людей с хорошими намерениями совершать чудовищные вещи.

Стив Сильберман — автор книги NeuroTribes, самой продаваемой New York Times книги об истории аутизма и движения за нейроразнообразие.

Представленный выше материал — перевод текста "Was Dr. Asperger A Nazi? The Question Still Haunts Autism".