Вечная битва с самим собой

Вечная битва с самим собой — думаю, эта фраза будет самым точным описанием всей моей недолгой, но уже насыщенной на разные по своему оттенку события жизни. Наверное, иначе быть и не могло: с самого рождения до настоящего момента меня можно было описать одним очень ёмким словом — аномалия.


Левша, научившийся сначала читать, а потом говорить, весь в своём мире из кучи книжек, и при этом почему-то (действительно, почему бы?) тяжело находящий язык со сверстниками. Непонимание при всём этом негласных социальных правил и фразеологизмов неплохо дополняло этот образ мелкого чудилы.

Тогда это списывали на кучу разных факторов: от наследственности и сильного опережения в умственном развитии (перефразируя мимимишно-мерзопакостное "очень умненький") до смерти дедушки в 4 года (этого я почти не помню, но все почему-то решили, что дело в этом). Наверное, будь тогда рядом толковый специалист, он бы уже в тот момент сумел поставить мне синдром Аспергера. Но извините, у нас Россия: как результат — 6 лет я отучился в концлагере с мешаниной из отпрысков зеков и тех, кто хоть немного отдалился по уровню интеллекта от дебилизма. Результатом тому стал ежедневный "мейк-ап" из синяков и ссадин — понимание, почему и зачем люди бьют друг друга, бьют меня, отсутствовало от слова совсем и контактным способом от больного ребёнка к здоровому никак не передавалось. Радости жизни это, конечно, не добавляло, как и удовольствия от посещения школы, разве что учителя любили за остроту ума. А с 5-го класса отвернулись даже родители — в ход совершенно внезапно пошли обвинения типа "Ты что, тупой? Это же очевидно!" и т.д. И без того не сахар, жизнь понемногу начала превращаться в настоящий ад. Мелтдауны ("вспышки агрессии"), прежде случавшиеся сравнительно редко, учащались с каждым месяцем: моим личным пределом стало 5 срывов за 2 недели. Только тогда до родителей дошло, что что-то не то, и в 7-ом классе они решили перевести своего сына в другую школу.

Отчасти это спасло меня — тот лицей уже считался одним из лучших в городе и туда проходили жёсткий отбор (легко мною пройденный). Там-то я наконец нашёл равных себе — тех, кто считал меня "чудаком", но хотя бы не бил "за то, что не свой". Однако до конца проблем с социализацией это не решило — из "козла отпущения" мелкий чудила превратился в "изгнанника", которого не бьют, но и не жалуют. Родители продолжали во всём винить меня: "Сложно, что ли?", "Да не выдумывай!" и "Ты ненормальный?" стали их излюбленными фразами. Страх перед ровесниками, перед обществом, готовым осмеять за малейшую оплошность, отвернуться при первой возможности уже начинал трансформироваться в настоящую ненависть к людям: понятия "дружбы", "доброты" и "любви", заложенные ещё в детстве, начали размываться. Только в 17, под самый конец обучения в школе мать почему-то решила проверить меня на наличие "болячки, о которой что-то прочитала в интернете" — синдрома Аспергера. Симптоматика, обозначенная на сайте, удивила не только её, но и меня — полное совпадение. Настолько полное, что мне ни с того ни с сего начали запрещать "даже думать об этом". Правда, к тому моменту мне было уже глубоко наплевать на их мнение: впервые у меня появилось простое и в то же время исчерпывающее объяснение, что со мной не так. От потребности в стимминге, "неумения общаться" и выстраивать глазной контакт до проблем с почерком и непроизвольного запоминания номеров и годов выпуска курсирующих трамваев и троллейбусов (как потом оказалось, это и было моим специнтересом). Спросите, что я почувствовал в тот момент, когда узнал и осознал, кто я такой? Сначала радость. Но вскоре пришло глубокое, я бы сказал, пронизывающее разочарование — осознание того факта, что ты "дефектен", более того, что это не изменится уже никогда, как ни старайся, стало для меня болезненным ударом.

Вскоре я уехал от родителей и переселился в университетское общежитие здесь, в Москве. К этому моменту я уже окончательно разочаровался в людях: последний человек, которому мне угораздило довериться, с таким треском провалил негласно возложенную на него миссию по восстановлению веры в человечество, что в тот момент просто хотелось забыться навсегда (как вы понимаете, не получилось). Нагрузки в университете не были непосильными, самой главной сложностью был социум — многих из своей группы я знал по разным олимпиадам, но даже с ними общение не клеилось. Попытки объяснить моё отличие от остальных не приводили ни к чему хорошему: лучшим, что люди говорили в ответ, было "ты просто не хочешь". Число социальных контактов сократилось до предельного минимума: так, на летней практике моим любимым занятием было запираться в кабинете и сидеть в одиночестве, в наушниках, кормить комаров. Жизнь превратилась в нескончаемую чёрную полосу — изгою-калеке не было места в этом мире. И вот однажды, в очередной раз засыпая на мокрой от слёз подушке, я решил написать бывшей однокласснице, с которой мы когда-то неплохо общались. Можно сказать, то было агонией: решиться доверить себя другому в том состоянии мог только тот, кому уже абсолютно нечего терять. Но забегая вперёд, именно это решение и этот человек спасли мне жизнь.

Следующие 3 месяца стали для меня синонимом слова "боль": срывы на окружающих по малейшему поводу, ежедневные истерики и лютое желание всё бросить и выйти из этого мира с 13 этажа (вот ведь ирония для несуеверного человека!). Горы таблеток, купирующих эти позывы и запись "депрессия" в медицинской карте частного психотерапевта — всё, чем запомнился 2 курс. Только через год ситуация более-менее нормализовалась и я снова смог засыпать без мысли "лучше бы я не рождался". Мир потихоньку начал возвращать краски, жизнь мало-помалу налаживалась — правда, доверия окружающему миру это не вернуло. А диагноз "синдром Аспергера" по-прежнему служил напоминанием о моей неполноценности. И тем не менее, жить стало легче — то ли стали понятнее правила игры, то ли мой навык общения развился настолько, что смог достаточно хорошо имитировать "нейротипичное" поведение, но к последнему году обучения ко мне почему-то перестали относиться как к неведомой зверушке. Одногруппники, с которыми я проучился вот уже полтора года, теперь гораздо чаще общались со мной, более того — стали рассказывать такие вещи, о которых я бы поведал только своему другу. И тогда я подумал: может, это и есть "дружба"? Страх перед обществом, неприязнь к нему постепенно отступили, мотивы поведения людей стали чуть более понятными. Конечно, я так и не научился имитировать глазной контакт, никуда не ушёл стимминг и другие аспи-черты. Только теперь это ни у кого не вызывало отторжения — так, в конце концов, с огромным запозданием, но мне удалось влиться в "нейротипичный" социум.

Возможно, кто-то сочтёт мою историю занудной и в чём-то не соответствующей теме, но такова жизнь, se la vi: занудная, местами скучная, а когда начинает идти на всю катушку, кружит голову так, что хочется блевать радугой. Всего одна история о человеке с синдромом Аспергера из тысяч других разных, по-своему непохожих друг на друга — тех, кого спектр собрал в одну могучую кучку. И всё же, моя история — не о том, как я узнал, что у меня СА, а скорее о принятии себя. Четыре года назад диагноз был для меня клеймом в голове, от которого не избавишься, забив крутой татухой, и не скроешь под рукавом — то, с чем мне до скончания века теперь придётся влачить жалкое существование. Однако сейчас, пройдя через всё это, могу со спокойной душой назвать себя тем, кто принял себя — таким, какой я есть. Мне никогда не стать дипломатом или профессиональным игроком в покер, зато мне легко даётся логистика: я могу найти множество путей из пункта А в пункт Б, затратив на это минимум времени. В конце концов, моя память и мои навыки позволили мне получить блестящее образование — так что этот мой "баг" вполне заслуживает именоваться "фичей". Считаю ли я себя сейчас счастливым человеком? Думаю, да — я рад, что могу сказать "спасибо" тем, кто в трудную минуту протянул лапу помощи, дал костыль и отправил идти дальше, вперёд. Всё ещё жив, а это значит, show must go on.