Эмили Лавгроув: «Я получила диагноз "аутизм" на восьмом десятке лет жизни»

В 71 год Эмили Лавгроув диагностировали аутизм, и она разрыдалась на сеансе психотерапии, вспоминая, как с ней обращались в детстве. Эмили не расстроилась, когда ей сказали, что у неё аутизм, но с горечью воспринимает, как это сказалось на её взрослении.

По словам психолога из Крикхауэлла, во времена детства Эмили про аутизм вообще ничего не знали и даже такого слова не слышали. Эмили, как и её бабушка, считает, что иное мировосприятие было причиной плохих отношений с родителями и школой. Предположение о том, что Эмили в спектре аутизма, высказала её дочь, когда ей самой в возрасте 40 лет поставили диагноз "аутизм".

Сейчас Эмили 74 года. Она рада, что три года назад получила диагноз, поскольку это помогло понять многое из происшедшего в её жизни. Но не всегда получение официального диагноза — единственный выбор тех, кто предполагает у себя аутизм.

"Когда я была ребёнком, аутизм связывали с очень серьёзными трудностями в обучении. С тех пор определение и принятие явно стали лучше. Я долго раздумывала, стоит ли идти на диагностику, и в конце концов решилась. Семейный врач сказал, что это хорошая идея, но очередь на бесплатную диагностику займёт годы — и тогда я решила обследоваться платно".

После большого количества опросов и тестов Эмили сказали, что она аутистка.

«Моя реакция была "Ура! Я не плохая, не сумасшедшая и не вечно грустная", — рассказывает Эмили. — Отец ясно говорил: "Ты всегда была ненормальной", в детстве мне внушали, что со мной очень трудно».

Она сказала, что одной из черт аутизма было нежелание смотреть в глаза — это могло помешать сблизиться с родителями и обусловить будущие потенциальные проблемы.

«Моя мать злилась, а отец отверг меня. В школе я всегда была изгоем, а так называемая "подруга" издевалась надо мной. Огромное облегчение — получить диагноз и узнать, что я не какая-то особенно трудная, это моя личность из-за моего типа мозга. Но затем последовало огромное огорчение. Если я была совершенно обычным аутичным ребёнком, то почему этого не видели? Ответ в том, что в те годы об аутизме ничего толком не понимали и не знали, да и сейчас не особо. Я очень расстроилась, потому что из-за этого получила в детстве много проблем и травли».

Эмили считает, что девочкам и женщинам с аутизмом реже ставят диагноз и чаще говорят, что у них депрессия или другие проблемы психического здоровья.

Относительно успешных в учёбе девочек и мальчиков считают беспроблемными, потому в школьные годы они не попадают на диагностику.

Эмили полагает, что девушки и женщины лучше "маскируются" — притворяются похожими на окружающих для того, чтобы соответствовать среде. А ещё под большим социальным давлением они скрывают такие черты, как трудности с чтением выражений лиц, и глушат в себе потребность говорить то, что думают.

«Такие черты аутизма, как специальные интересы, поведение и высказывания вне контекста ситуации, считаются мужскими, их не проецируют на девочек и женщин. Я даже не уверена, что действительно знаю, что такое выражение лица. Я не очень хорошо разбираюсь в выражениях лиц. Поскольку я — психолог, то читаю книги об этом и в принципе могу понять, что означает термин "выражение лица". Но есть ли у меня выражения лица? Часто нет. Мне определённо не хватает такого выражения, как закатывание глаз во время беседы».

У Эмили с мужем трое детей, и у всех во взрослом возрасте диагностировали различные нейроотличия — у одного аутизм, у другого СДВГ, у третьего дислексию.

Все они процветают и успешны, но Эмили отмечает, что по причине их академических способностей в школе не заметили характерные черты всех трёх нейроотличий, да и в те годы о них меньше знали.

В качестве психолога шесть лет назад Эмили работала консультантом по буллингу в местном управлении образования Пембрукшира. У неё частная практика в Крикхауэлле. Она написала две книги о стратегиях борьбы с буллингом (травлей).

Эмили говорит, что у аутизма есть свои преимущества, одно из которых — прямолинейность. И хотя тут имеется и плохая сторона, в случае потребности в быстрой и чёткой коммуникации прямолинейность может сослужить добрую службу.

«Аутизм часто означает говорить прямо то, что думаешь. Я встретила своего будущего мужа в библиотеке и без всяких намёков спросила: "Хочешь встречаться со мной?" И он — тоже аутист — тут же ответил: "Да"».

Анализируя прошлое, Эмили поняла, что у неё всю жизнь были сенсорные особенности, являющиеся признаком аутизма.

Она не выносит сильных запахов, громких звуков или яркого света и каждый день ест одинаковую пищу. Она терпеть не может колючую одежду и вынуждена срезать этикетки.

"Если я слышу такие звуки, как шум пожарной машины или полицейской сирены, мне нужно замереть, присев на корточки", — добавляет она.

Но какая польза в позднем диагнозе? Что беспокоит Эмили и советует ли она другим получить диагноз?

«Лично для меня получить диагноз было скорее хорошо, — сказала Эмили. — Очень легко оказаться неправильно понятым. Да и в принципе самопознание — хорошая вещь. Но так ли уж нужен нам диагноз? У меня нет однозначного ответа. Зачем лечить что-то, если это не представляет огромных трудностей? Я чувствовала, что мне это нужно. Некоторым людям требуются диагноз и чёткое название того, кем они являются. А другим — нет. Бывает трудно, особенно детям, справиться с системой, которая не всегда соответствует нашим потребностям. Имейте в виду, что взрослым редко оказывается какая-либо поддержка после постановки диагноза. И у любого диагноза могут быть последствия. Это может повлиять на карьеру. Иногда возникает чувство, что человек обязан рассказывать о диагнозе. Я никогда и никому не сказала бы "Обязательно получи диагноз", но я рада, что сделала это для себя».

Представленный выше материал — перевод текста "I was diagnosed with autism in my 70s and finally found out I wasn't just bad, mad, or sad".