РАС у женщин

Диагноз "аутизм" я получила, когда мне было за 70, и наконец поняла, что я не "просто плохая, сумасшедшая и вечно грустная".

Отец говорил, что она "никогда не была нормальной", единственная школьная "подруга" издевалась над ней, но до 71 года у Эмили Лавгроув не было никакого официального диагноза.

Аутичных людей не так часто показывают по телевизору, и, будучи одинокой женщиной, я очень обрадовалась появлению нового шоу про знакомства и свидания подобных мне людей.

Но через несколько минут после начала просмотра моё сердце забилось быстрее и вовсе не от радости. Слишком уж происходящее было похоже на насмешку. "О, гляньте на этих придурков, они типа встречаются". Я почувствовала, как застарелое беспокойство вновь овладевает моими мыслями: неужели весь остальной мир действительно видит нас такими?

Прошло почти 80 лет с момента описания аутизма Лео Каннером и сходного состояния, которое позже назовут по его фамилии, Гансом Аспергером. Минуло почти 100 лет работам Груни Сухаревой, которые современные исследователи относят к, вероятно, одному из первых описаний аутизма. По иронии судьбы работы Груни Сухаревой, в частности о девочках с аутизмом, как и сами девочки и женщины с аутизмом, долгое время оставались невидимками в истории аутизма.

Я и мой друг Джас обсуждали психологию, психическое здоровье и аутизм. Он рассказал мне историю об аутичном сыне своего друга и поведенческой терапии, использовавшейся, чтобы заставить его поесть или поговорить. Я сказала: "Мой муж Адам считает, будто у меня аутизм. Он посмотрел несколько видеороликов про аутизм на YouTube и утвердился в своём предположении, но я думаю, дело в моей тревожности или чём-то в этом роде. Я не такая, как этот ребёнок".

Через несколько месяцев мне поставили диагноз "расстройство аутистического спектра".

Каждая девочка в спектре аутизма уникальна, потребности одной не равны потребностям другой. Школы должны избегать чрезмерного обобщения, поскольку ученики с аутизмом, как и все прочие ученики, очень разные.

"У каждого есть вершина, на которую нужно взобраться; аутизм не был моей вершиной, то была моя возможность победить".

Рэйчел Барселлона говорит, что её инвалидность не столько связана с аутизмом, сколько с тем, как другие реагируют на её аутизм. Это препятствия, созданные людьми, когда она была ребёнком: учителями, не верившими в её способность учиться, одноклассниками, издевавшимися над ней только потому, что она — другая.

Мне поставили диагноз "аутизм" в возрасте после 40 лет. Без поддержки я провела год в слезах сожаления о разрушенной жизни, сравнивая происшедшее с крушением поезда.

Хелен Хоанг рассказывает, как практиковала маскировку — сокрытие аутичными людьми своих аутичных черт, чтобы лучше соответствовать общественным нормам.

У меня высокофункциональный аутизм. Это означает, что выгляжу я как обычные люди. Однако мой текст о том, что внутри я совершенно другая. К совершеннолетию я научилась скрывать свой аутизм, чтобы непреднамеренно не огорчать или не оскорблять нейротипичных людей (наше слово для обозначения неаутичных). Если бы я стояла рядом с вами в ожидании лифта, то вела бы светскую беседу и улыбалась, и вы не поняли бы, что я аутистка.

Мне поставили диагноз "аутизм" в возрасте 28 лет, после 10 лет терапии. Я имела дело с тремя разными терапевтами, и ни один из них ни разу не упоминал об аутизме. Они диагностировали мне депрессию, тревожность, маниакальность, говорили, что у меня расстройство адаптации и расстройство пищевого поведения.